splint forum. Адрес нового форума: http://friends-club.info/forum

В США вышел из комы и обрел дар речи 43-летний пожарный Дональд Херберт. Счастливчик первым делом попросил кока-колы. Вот вам профессиональная работа маркетологов! Сознания нет, а в подсознании — все равно красные

В Америке опять проснулся коматозник. Несчастная семья изверилась вконец. Он был простой сержант, здоров, что твой колхозник, пожарник удалой, четырежды отец. Однажды он явил отвагу на пожаре, ударен балкой был (тому уж десять лет!) — и ровно десять лет врачи его держали в палате для таких, кому возврата нет. Недвижный и немой лежал он на кровати. Порой к нему родня являлась на часок. «С ним можно говорить?» — врач отвечал: «Давайте», но он молчал в ответ, ударенный в висок. Второго мая вдруг вернулся он из комы, позвал к себе жену, детей расцеловал — и тотчас попросил бутылку кока-колы: врач все ему давал, а колы не давал!

Сбежалась пресса вся — тут есть на что смотреть им! Он хочет видеть всех. Врачи кричат: «Нельзя-с!»... Два года уж тому — году в две тыщи третьем — такой же случай был, но в штате Арканзас. Поехал я тогда писать про арканзасца, про Терри Воллиса (поселок Мантин-Вью). Он двадцать лет назад с друзьями нализался, сначала громко пел, подобно соловью, в отцовский грузовик потом полез с друзьями, кататься захотел — и полетел с моста. Он три часа лежал в пятиметровой яме и в кому впал потом (друзьям же — ни черта). Он двадцать лет лежал недвижно в Арканзасе, врачи отчаялись, не прилагали сил, уже и дочь его была в десятом классе... Как вдруг очнулся он — и колы попросил!

Есть что-то странное в таком пристрастье к коле. Воистину она у штатовцев в крови. Поэтому, когда они в глубокой коме не слышат никого (хоть в рупор их зови), когда они в бинтах от пяток до затылка лежат и видят сны, не мысля, не скорбя, — им чудится во сне заветная бутылка, и просят лишь о ней они, придя в себя. Потом им вспомнятся причастия, глаголы и прочие слова, но первые — о ней. Быть может, это все реклама кока-колы... Но я же видел их, очнувшихся парней! Я вообще люблю счастливые исходы. Мне нравится, когда пожарник иль шофер, в неведомой стране пространствовавший годы, очнулся и семье объятья распростер! Надеюсь, медики простят меня, невежду, коль честно я скажу (хоть правда не в чести): когда гляжу вокруг, лелею я надежду, что может полутруп в сознание прийти!

Моя любимая лежит сегодня в коме. Никто ее пока в сознанье не вернул. Примерз Владивосток, и еле дышит Коми, и, кажется, покрыт коростой Барнаул, окраины горят и тихо отпадают, конечности гниют тому уж двадцать лет... «Опомнись! Отзовись!» — все родичи рыдают и пробуют будить, но им ответа нет. Варили кашу ей и за нее жевали... «Очнись! Ограбят ведь!» — орали сыновья. Теперь не знаю сам — жива ли, не жива ли... любил ли я ее — иль это бредил я... Боюсь, что даже врач, тупой, как жук-навозник, не лечит бедную, а яд вливает в грудь. Но если в Штатах вновь очнулся коматозник — то, может, и она очнется как-нибудь?

Откроет правый глаз, потом поднимет брови, припомнит, кто она, увидит белый свет...

Но вместо колы, блин, опять захочет крови.

Любимая моя, не просыпайся, нет!

Когда, слетев из поднебесной выси,
С Саакашвили обнимался Буш;
Когда внимал восторженный Тбилиси
Беседе этих двух высоких душ;
Когда тбилисцы радостно решили,
Что лидеры на дружеской ноге,
Когда уже сказал Саакашвили:
«Мы лучший ваш партнер из СНГ!»
(Как если бы уже вторая Джорджия
Желала влезть под Бушево крыло),
И нежно скалясь, словно Цезарь Борджиа,
На это Буш сказал ему: «Hallo!» —
И радостно добавил: «Гамарджоба!»,
Причем народ от счастья закричал, —
Когда публично обнимались оба
И хлопали друг друга по плечам;
Когда уже пропел грузинский лидер,
Что всем грузинам вольность дорога,
И счастлив он, что наконец увидел
Эвксинский Понт свободным от врага,
Что он накрыл свободой, точно сетию,
Абхазию, Аджарию и проч.,
И накрывает Южную Осетию
(Но в этом просит несколько помочь);
Когда он восторгнулся блоком НАТО
И тут же захотел туда войти, —
Тогда внезапно шлепнулась граната
От президентов метрах в тридцати.

На площади случилась потасовка.
Охранники утратили покой.
Всем как-то стало несколько неловко:
Ведь тут же гость, и главное, какой!
Рыдала Бурджанадзе безутешно,
И президенту было не смешно:
Она была учебная, конешно,
Но если б не учебная, то што?!
Ведь на охрану чуть не разорились,
Ведь красили газоны чуть не год,
Ведь, кажется, почти договорились,
Что Грузия теперь — маяк свобод...
И тут граната, батюшки, граната!
Подумайте, в кого могло попасть!
Откуда-то упала-то она-то —
В стране, где так ужасно любят власть?
Возможно, были зрители поддаты?
А может, сам батоно Михаил
Велел толпе кидать ему гранаты*,
Но объяснить какие — позабыл?
Никто не знает. Так или иначе,
Грузинам омрачили торжества,
И нынче в каждой третьей передаче
Там говорят, что это все Москва.

Вот тут я рад. Вот тут бровей не хмурю.
Восстал из праха русский исполин!
Вы снежную свою недавно бурю —
И то Москве приписывали, блин.
Да, это наша, русская граната,
Ее подбросил Путин, мой кумир,
А что не взорвалась она, ребята, —
Так это потому, что мы за мир.
Мы тянем наши щупальца по свету,
В карманы залезая и в умы.
И ежели в Тбилиси газа нету
И денег нет, так это тоже мы!
Уж очень нам обидно, что грузины
Любезны всем, а нам никто не рад.
Мы на корню сгноили мандарины,
Внедрили филлоксеру в виноград,
Нагнали туч, взбесили буйный Терек,
Насыпали кавказские хребты —
Все для того, чтоб гости из Америк
Не оценили местной красоты!

И если будет что у вас неладно,
И если в чем не преуспели вы —
Допустим, слишком жарко, иль прохладно,
Иль дождь, — валите на руку Москвы.
Вам это все равно, а нам приятно.
На нас грешите: мы перенесем.
Хотя величье наше невозвратно,
Мы любим быть виновными во всем.
Погода, пьянство, кризисы, гранаты —
Во всем мы будем вечно виноваты
По главному закону естества...

Саакашвили, правда, — это Штаты.

Но остальное, граждане, — Москва!

Третий день подряд в суде Мещанском «ЮКОСу» читают приговор, явно собираясь дать несчастным все, чего попросит прокурор. У порога зданья зреет смута, там звенят протестов голоса... С приговором тянут почему-то и читают в день по три часа. Первой место занимает пресса — в семь утра бегут не чуя ног (привлекать такого интереса вольный Ходорковский бы не мог!). Далее приходят протестанты (правда, их не слишком много там), напрягают пылкие дисканты и кричат обидное ментам. Чуть поздней, уже приняв полбанки, вслед спешат другие протестантки: «Путин, защити нас от Иуд!» («Коммерсантъ» писал, что на Лубянке лозунг специально выдают; как я рад, ребята-протестанты, что Лубянка проявляет прыть, сутками рисуя транспаранты, вместо чтоб кого-нибудь ловить!). Ложка, как вы знаете, к обеду, а процесс печатанья нескор... В общем, я пишу все это в среду, и его читают до сих пор; вам доставят номер в понедельник — но боюсь, что даже и тогда Ходорковский и его подельник будут киснуть в здании суда.

Не боюсь сравниться с Пастернаком (он был гений, но и я талант) — все-таки кусок уж больно лаком из его поэмы «Лейтенант Шмидт». Давно написано, но мы-то до сих пор остались в той стране (правда, Ходорковскому до Шмидта дальше, чем до Пастернака мне):

«Чтенье, несмотря на то, что рано или поздно, сами, будет день, сядут там же за грехи тирана в грязных клочьях поседелых пасм. Будет так же ветрен день весенний, будет страшно стать живой мишенью, будут высшие соображенья и капели вешней дребедень. Будут схватки астмы. Будет чтенье, чтенье, чтенье без конца и пауз».

Можете назвать меня поэтом, можете фантастом — не беда. Я какой-то выход вижу в этом. Пусть его читают им всегда. Пусть герои выйдут на свободу (можно под подписку — все пустяк), служат, чем получится, народу (можно хоть на прежних должностях — мне уже внушили однозначно адвокаты их за пару лет, что у них настолько там прозрачно... да уже и «ЮКОСа»-то нет...). Но пускай приходят ежедневно в здание Мещанского суда, где судья, как спящая царевна, втиснутая в кресло навсегда, дав отлуп пронырам-журналистам, открывает толстый пыльный том и читает вечный скорбный лист им: «Вы виновны в том, и том, и том»... Ходорковский, сгорбленный и старый, Лебедев (седины, борода)... Ведь для них бы самой страшной карой было каждый день ходить туда! И за бесконечные недели (в сутки три часа за столько лет) как-нибудь они бы насидели столько, сколько в кодексе-то нет... А на время чтенья протестанты тоже обретают смысл в борьбе (им ведь безразличны арестанты, им бы только нравиться себе!). Даже если небо прохудилось, даже если шторм дудит в дуду,—все бы наше общество сходилось к вечному Мещанскому суду. Все бы были там. Как кровь в Граале, иль, точнее, как вампир в гробу. И по три часа бы в день играли в правосудье, в общество, в борьбу. Старые плакаты бы сгодились (ведь Лубянка пишет на года!). А потом бы снова расходились, чтоб назавтра снова — у суда...

Сколько головы я ни ломаю — изученье дела мне претит: все равно я мало понимаю в приключеньях фирмы «Апатит». Пусть же суд совсем не даст ответа! Пусть вовек не кончится! Виват! Ведь пока судья читает это—все еще никто не виноват. Пусть он длится долгие недели, пусть он длится годы, этот суд! Ибо в это время — все при деле: судьи — там, и населенье — тут.

Уши от мертвого осла — вот что получит Латвия в ответ на свои территориальные претензии. Так и сказал президент Путин на встрече с редакцией газеты «Комсомольская правда», прошедшей 23 мая

Владимир Путин, братски посещая редакцию прославленной «КП», с коллегами распил немного чая, ответил на вопросы и т. п. Коснулись Белоруссий, Грузий, Латвий (все лезут на Россию, нашу мать, — и вскорости у нас не хватит лядвий, чтоб их передо всеми разжимать). Заспорили о договоре с Ригой: газетчиков давно волнует он. Согласьем мы ответим или фигой на просьбу сдать Пыталовский район? Взор Путина был деловит и светел. Едва «КП» вопрос произнесла, как он с большим достоинством ответил:

— Получат уши мертвого осла.

Мне нравится позиция такая. Не то чтоб я имперский троглодит, но гнусно усмехаюсь, представляя, как Фрейберге там в Латвии сидит, мечтает о Пыталовской распилке буквально двадцать третьего числа, а ей в кремлевской праздничной посылке приносят уши мертвого осла! Приятно мне достоинство ответа, решительного, как удар весла… Но главное, что радует, — не это.

Пошла раздача мертвого осла!

Вот, нахватавшись штатовской заразы, почти целуя Бушевы следы, грузины изгоняют наши базы и обещают их лишить воды. Мол, топайте домой еще до лета. Грузинская позиция ясна, продуманна — и скоро им за это вручат копыта мертвого осла.

Вот Украина. Мы теперь ей любы, как сионисту мил антисемит. Там Тимошенко искривляет губы и нашим энергетикам хамит. Конечно, СНГ — давно руина, разводка никого не потрясла, но что ж наглеть?! За это Украина получит хвост от мертвого осла.

Давно — еще когда мы жили с Борей и гибели не видели в упор — китайцы ждали наших территорий и, кажется, хотят их до сих пор. Японцы тоже жмут на нас жестоко, кремлевская пресс-служба донесла… Желающие Дальнего Востока получат попу мертвого осла.

И все, кто нами в чем-то недоволен, или обидит нашего посла, иль не уважит наших колоколен, получат части мертвого осла. Все эти радикальные исламы, и натовцы, и прочая шпана… Вот раздадим покойного осла мы — и будет здесь нормальная страна.

Ведь все у нас так мерзостно и тупо — нехватка сил, упадок ремесла — лишь потому, что мы в плену у трупа, что мы под сенью мертвого осла! Он, разлагаясь, провонял нам воздух. Все сны и мысли отравляет он. Он расплодил избыток мух навозных и прочих паразитов легион. Одни зовут его проектом красным, другие же — империей, как Кох, но мне покуда остается ясным лишь то, что он осел. И что издох. Когда-то, в прошлом, в детстве беззаботном, пропахшем бодрой «Красною Москвой», он, может, был полезнейшим животным — но всем животным срок отпущен свой. И хороши мы были или плохи — чтоб Родина сама себя спасла, она должна задачею эпохи признать раздачу мертвого осла. Ведь потому-то наш союз ослаблен. Нас потому и бросит большинство, что мы горой за мертвого осла, блин... и все реанимируем его... Вот так я понял путинское слово, истолковал его внезапный пыл.

Пора родить кого-нибудь живого.

Но не осла. Осел уже тут был.

Он вечно попадает в пробку,
Его «ракушку» сносит власть,
ГАИ берет его за попку,
Страховщики глумятся всласть,
И прочих тягот рой мушиный
Жужжит над ним до темноты...
Но разлучи его с машиной —
И в тот же миг ему кранты.

БАБКИ

Бедные бабки стоят у метро
И продают цветы.
Громя порок и сея добро,
Бабок гоняют менты (см. «Менты»).
Менты их преследуют тут и там
С криками: «Что такое?!»
Но если бабок дадут ментам,
Старух оставят в покое.

ВЛЮБЛЕННЫЕ

В Москве влюбленных до фига.
Едва-едва сойдут снега—
Кругом целуются бесстыдно,
Стараясь, чтобы было видно.
Кишит влюбленными кино,
В кафе опять же их полно,
И нет на свете хуже кары —
Их видеть, если ты без пары.

ГАСТАРБАЙТЕР

Вот гастарбайтер из Туркмении,
Киргизии или Молдавии.
Он очень тих, но тем не менее
Привык мечтать о равноправии.
Сегодня мы его третируем,
Грозим скинхедом, морим голодом...
Когда ж мы вовсе деградируем —
Он завладеет этим городом.

ДЕВУШКИ

Они красивы и хрупкИ
(Иные говорят, что хрУпки).
У них открытые пупки
И укороченные юбки.
Любить их стыдно и смешно,
Публично тискать — неприлично.
Без них нельзя ходить в кино.
И спать нельзя. А жить — отлично.

ЕЛИ

Верхушками в небе
Едва шевеля,
Стоят они гордо
На страже Кремля.
Вы любите, дети,
Кремлевские ели?
Не любите?! Что вы!
Да вы.........

ЁЖ ПРОТИВОТАНКОВЫЙ НА ВЪЕЗДЕ В МОСКВУ

Ёж противотанковый на въезде в Москву
Чтоб не пустить в Москву злодея,
Поставлен был железный ёж,
А близ ежа стоит IKEA —
Туда в субботу хрен пройдешь.
Когда опять засвищут пули,
Когда войной на нас пойдут —
Не знаю сам, сдадут Москву ли...
«Икею» точно не сдадут.

ЖЖ ЖИВОЙ ЖУРНАЛ

Вот идет живой нахал.
Он ведет Живой Журнал.
Там он пишет все, что хочет.
Все, что есть, туда бросает.
Или девушек морочит.
Или Родину спасает.
Бездна глупости — без дна.
Очень грамотность вредна.

ЗЕЛЕНЬ

Люблю я зелень городскую.
В деревне я по ней тоскую:
Москвы-реки зеленый берег,
Упавший тополь, чахлый скверик...
Прекрасна зелень на газоне,
На черноземе, на подзоле,
Или на столике в шалмане,
Или у толстого в кармане.

ИНТЕРНЕТ-КАФЕ
Вот девятиклассница в минимуме платьица —
Пьет безалкогольное, тащится и чатится.
А другая девушка — строгости образчица —
Смотрит порнографию и опять же тащится.
Патриоты лаются на каком-то форуме
С антипатриотами, с этими, которыми.
А я сижу, пишу письмо, что ты меня забыла.
В общем, каждому свое, а вместе очень мило

ЙОГУРТ

Вот йогурт — здоровый, полезный продукт.
Он прямо меня удивляет.
Другие продукты здоровье крадут,
А этот его прибавляет.
Любили его и бухарский эмир,
И Трумэн, и Черчилль, и дуче...
На вкус это чистый фруктовый кефир.
По звуку — значительно круче!

КЛЕРК

Это менеджер, белый воротничок,
Молодой расчетливый бодрячок,
Становой хребет нашей нации,
Патриот своей корпорации.
Это target-group, это средний класс,
Это гордость нас и надежда нас.
Любит фитнес, ездит на «ауди»,
А все прочие будут в ауте.
А вокруг тебя — журналистов рой:
Говорят, что времени ты герой!
Называют тебя амурчиком
И подкармливают гламурчиком.

Лавочка

Вот лавочка в сквере, где чахлый газон:
Моднейшее место во всякий сезон.
На лавочке этой стихи сочиняют,
Клянутся в любви и детей зачинают.
Здесь дремлет старушка, пока ее внук
Знакомится с курсом дворовых наук,
А рядом, с клюкою, старушка другая
Свой кайф получает, прохожих ругая.
Я здесь целовался в былые года,
Я здесь напивался и спал иногда,
Теперь мои отпрыски, злые малявки,
Орут под гитару на этой же лавке.

Мобила

Я помню времена, когда мобила
Еще казалась знаком крутизны.
Те, у кого по две мобилы было,
Считались сверхъестественно грозны.
Теперь в Москве другая мизансцена:
Расправами публично не грозят...
А знаком крутизны у бизнесмена
Считается, что он еще не взят.

Ноутбук

Я повсюду таскаю с собой ноутбук.
Без него — как без ног.
Без него — как без рук.
Если, скажем, в кафе мне захочется вдруг —
Я немедленно ставлю на стол ноутбук.
Даже если сижу в туалете без брюк —
У меня на коленях стоит ноутбук.
В ноутбуке — модем,
В ноутбуке — сидюк...
Мне не нужен никто, если есть ноутбук!
Убирайтесь, невеста, подруга и друг!
Ни к чему ваши скучные рожи!
Вы гораздо глупее, чем мой ноутбук,
А обходитесь много дороже.

Органы

Стоит на Лубянке
Прославленный дом.
Прекрасные люди
Находятся в нем —
На страх диверсантам,
На горе скотам...
Так пусть они вечно
Находятся там!
Они там нужны,
Не сочтите за лесть.
А в прочие сферы
Им лучше не лезть.

ПИРАТ

Пират в подземном переходе
Раскинул щедрый свой лоток,
Чтоб растворить в своем народе
Цивилизации глоток.
Он рыцарь щедрого азарта,
Лицензий враг и друг добра.
И все, что Спилберг снимет завтра,
Он продавал уже вчера.

РОДДОМ

Роддом — отнюдь не рай. Обычная больница.
Здесь строгие врачи орут на бледных дев.
Ты попадешь сюда, забыв предохраниться
Иль даже не забыв, а так — не захотев.
Не стану называть ужасные детали:
Суровый персонал, младенческий галдеж...
А впрочем, все вокруг хоть раз сюда попали —
И кое-как живем. Дерзай — не пропадешь.

СОБАКА

Вот рыжий двор-терьер — не такса, не левретка.
Его пинают все, а кормят очень редко.
Он переварит все — от перьев до костей,
Он злейший враг котов и лучший друг детей.
Во время холодов он жмется к батарее,
При виде дворника он прячется скорее,
А тот его метлой гоняет по двору.
Он это выдержит, ведь он собака РУ

ТЕЛЕВИЗОР

Светящийся ящик,
Набитый толпой,
Из всех говорящих
Он самый тупой.
Такая работа
До судного дня —
Ведь нужен мне кто-то,
Кто хуже меня.

ЧАС ПИК

Час пик — это душный подземный вагон
(Сравню его с адскими топками),
Автобус, похожий на скотский загон,
И улицы с длинными пробками.
Зимой еще ладно, а если жара,
То пол под ногами качается.
Час пик начинается в восемь утра
И больше уже не кончается.

ШКОЛА

Я не пойму, зачем мне школа.
Весь школьный курс — отстой и мрак.
Про буквы, счет и тайны пола
Я в детсаду узнал и так.
Читать про древние эпохи,
В семь просыпаться в январе…
Чему меня научат лохи
С зарплатой в пару тысяч рэ?!

«ЩУКА» и «ЩЕПКА»

Порою круглы, а порою стройны,
Одни — как морковки,
Другие — как репки,
Все лучшие девушки нашей страны
По-прежнему учатся в «Щуке» и в «Щепке».
Как прежде, туда невозможно войти,
Чтоб тут же не встретиться с местной Беллуччи.
(Конечно, бывает еще и РАТИ,
Но «Щепка» и «Щука» значительно круче.)

ЭСКАЛАТОР

Вот двести мест для поцелуев,
Для изученья «Огонька»,
Для полных пива обалдуев,
Кричащих текст про ЦСКА…
Когда гляжу на эти двести —
Наглядно вижу, как в кино,
Что хоть беги, хоть стой на месте —
А едешь в бездну все равно.